Женский экипаж
Гардемарин и вертолетчица, девушка-авиатор, а в свободное время – популярный авиаблогер. К своим 24 годам Татьяна Битюгина успела провести за штурвалом Ми-8 более полутора тысяч часов. Вместе с командиром воздушного судна Галиной Саповой они ежедневно вылетают на рейсы, чтобы доставить домой и на работу вахтовиков, починить поломки на северных нефтяных производствах.
О своей работе она рассказывает без прикрас: «Вертолетная авиация – это не просто полеты, а тяжелый труд. Некоторые называют нас «кочегары» – те, которым невдомек, что на своих чернющих, стареньких и изношенных бортах мы каждый день делаем рутинную, тяжелую и нужную работу. Санрейсы, поисково-спасательные работы, патруль, перевозка вахт, пассажиров, грузов в самые отдаленные уголки Родины. Строительство нефте- и газопроводов. Все это – вертолетная авиация». Подробнее о том, что такое женская вертолетная авиация в России, – в интервью Татьяны Битюгиной для «МИР 24».
- Таня, как начался твой путь в авиации? Как появилась идея получить образование в сугубо мужской сфере?
Татьяна Битюгина: Когда я была в 9 классе, родители переехали в небольшой поселок Свердловской области. После городского лицея учиться в поселковой школе было скучно, и я решила поступить в колледж, чтобы побыстрее начать работать. Хотелось найти что-то интересное. Первой мыслью было поступление в медицинский. Начала готовиться к экзаменам, учить биологию, а потом за компанию сходила с кем-то на день открытых дверей. Выбежала я оттуда с ужасом и мыслью: «Куда же я собралась?».
В этом же месяце я совершенно случайно наткнулась на новость о том, что в аэропорту Кольцово в учебно-тренировочный авиационный центр набирают учеников 10–11 классов для программы «Юный пилот». В голове щелкнуло: «О, это должно быть интересно».
В 10 классе я начала проходить авиационную подготовку. Тренировалась на старых тренажерах: легком одномоторном самолете P-2002, потом на самолете-амфибии СА-1 и на Ан-2. Параллельно проходили парашютную подготовку.
Помню, как в конце 10-го класса поехали на аэродром Логиново, где я первый раз прыгнула с парашютом. Тогда же меня первый раз посадили вторым пилотом в Ан-2 и дали управлять вживую самолетом. Ощущения, которые тогда я испытывала, не забуду, наверное, никогда. Такая эйфория, что спускаться на землю уже не хотелось. После этого я окончательно поняла, что авиация - мое.
- Где ты получила летное образование?
Кадетское училище я окончила в звании «Гардемарин, старшина 2-ой статьи», после чего поступила в отделение СПО на базе Южно-Уральского Государственного университета. В учебной группе я была единственной девочкой и самой младшей. Задалась целью получить красный диплом, потому что понимала, что с другим девушку-пилота даже рассматривать нигде не будут.
- А как так получилось, что ты пересела на вертолет?
Это произошло уже после выпуска. На вертолетах до этого я никогда не летала, максимум – видела припаркованный губернаторский вертолет в ангаре училища.
Конечно, когда меня только начали переучивать на Ми-8, было страшно: «восьмерка» весит 12 тонн, вертолет огромный, закопченный, лопасти во все стороны свисают.
Реальное удовольствие начала получать, когда мы стали отрабатывать висение со смещением влево-вправо, вперед-назад. Для пилота это удивительные ощущения, потому что ни один самолет этого не может.
- Как долго привыкала?
Да, наверное 500 часов понадобилось, чтобы я научилась спокойно сидеть за штурвалом. Сейчас, спустя 1500 часов налета, меня пилотирование вертолетом вообще не напрягает: все равно, что запрыгнуть в машину и куда-то доехать.
-Сложно было найти работу после выпуска?
На год моего выпуска пришелся распад сразу нескольких крупных отечественных авиакомпаний, поэтому устроиться было невероятно сложно. Кроме того, у меня не было английского языка и, соответственно, допуска к международным перевозкам.
Чтобы заработать на курсы иностранного, я пошла работать в бар. Мой папа, опытный летчик, не мог смириться с тем, что я с красным дипломом пилота работаю не по профессии, и нашел контакт Галины Валерьевны Cаповой, в будущем – моего командира воздушного судна, с которой я летаю вторым пилотом.
- В чем заключается работа вертолетчика?
У вертолетчиков большой круг задач. Начиная от санитарных рейсов, заканчивая тушением пожаров. Я в основном занимаюсь патрулем нефтепроводов. Если где-то давление в трубе падает, поднимают вертолет и осматривают, нет ли разливов, врезок. На постоянной основе перевозим сотрудников нефтяных компаний, которые работают вахтовым методом, доставляем груз, детали для перекачки.
- Как воспринимают девушку-пилота и вообще весь ваш женский экипаж пассажиры и руководители, которых ты перевозишь?
С этим связано много забавных случаев. Например, однажды мы перевозили вахтовиков на Севере, в районе поселка Новозаполярный. Сели на площадку возле нефтестанции, я закрылась в кабине одна, стала готовиться к вылету. А холод на улице страшный, и я как следует укрылась в форменной куртке.
Одно время я работала на салонном борте в Тюмени, мы возили губернатора и руководство крупной нефтяной компании. Сначала, конечно, было много удивления и недоверия с их стороны, но через пару месяцев привыкли и, когда меня не было на борту, даже спрашивали: «А Таня где?».
Если потом куда-то вместе летели, они меня всем показывали как местную достопримечательность и даже приносили пару раз ромашки, когда уходили куда-то в поле проверять нефтепровод.
- Обращают внимание на манеру пилотирования?
Да, многие диспетчеры замечают, что женщины аккуратнее пилотируют и сажают вертолет. Говорят, сразу видно, что девушки летят – мягко обращаются с машиной.
А вот что касается отношений внутри пары «пилот – второй пилот» бывает по-разному. Галина Валерьевна меня с первого дня работы попросила внимательно следить за ней, потому что даже самый опытный пилот может совершить ошибку. У нас с ней в этом плане идеальная психологическая и рабочая совместимость, слетанный экипаж.
Когда работаешь с мужчинами-пилотами, так случается не всегда. Девушку редко кто воспринимает серьезно. Можешь услышать в свой адрес, что «Баба на борту – к беде», или что «Ты второй пилот – сиди, молчи, не дыши и ничего не трогай».
- Часто приходится встречаться с дискриминацией?
Она начинается с первого дня, когда ты только начинаешь смотреть в сторону авиации. На каждой ВЛЭК (прим. врачебная летно-экспертная комиссия) тебя начинают то отговаривать, то вообще отчитывать, мол, тебе еще детей рожать, твое место на кухне, сиди и борщи готовь. Заключение о том, что ты годна, всегда дают нехотя, как будто делают одолжение.
Про трудоустройство я вообще молчу. Не раз было так, что мне отказывали, не рассматривая резюме, мой опыт и техническую подготовку. В лицо говорили, что у меня «не тот пол». А когда ты, наконец, преодолев все эти препятствия, девушка получает работу, она каждую секунду должна быть на голову выше любого мужчины-пилота. Не имеешь права на малейший промах.
- В иностранных авиакомпаниях, например, европейских или американских, соотношение пилотов мужчин и женщин примерно 60/40. В России авиация остается закрытой профессией или есть какие-то улучшения?
Однозначно закрытой. В России от общей массы пилотов женщин – менее 6%. У нас существует официальный список из 456 видов работ, которые запрещены для женщин. По этому списку, женщина, например, все еще, как и в 1974 году, когда был принят этот документ, не может стать механиком. Я знала всего одну женщину-бортмеханика, и то ее переучили специально, чтобы поставить женские мировые рекорды.
Другая женщина-командир – моя КВС Галина Валерьевна Сапова. Ей отказывали все компании в трудоустройстве, хотя за ее плечами был налет в 8000 часов только на Ми-8. Она окончила Волчанское училище на спецнаборе – девушки учились на самолетах, вертолетах и отделении парашютного спорта. Когда она устроилась, наконец, в авиакомпанию, в Росавиации не поняли, почему на документах женская фамилия и разорвали ее представление на получение пилотского со словами: «Баба на восьмерке – это неслыханно!».
- Когда думаешь о будущем, представляешь себя за штурвалом вертолета или самолета?
В отличие от моей наставницы Галины Валерьевны, я не чистокровная вертолетчица, а переученная из самолетчицы. 5 ноября будет три года, как я за штурвалом «восьмерки». Пока загадывать, как сложится моя дальнейшая карьера, не могу – здесь очень много разных факторов влияет.
Сравнивать вертолет и самолет тоже нельзя. У каждой машины своя прелесть. Да, мы, вертолетчики, не ходим на работу в фуражках и наглаженных белоснежных рубашках. Кофе в полете нам никто не принесет. На автопилоте вертолет сам не летит.
Но все равно эта работа для меня – мечта и все, что я хочу сейчас, чтобы никто не отнял у меня эту мечту.
- Есть какие-то профессиональные суеверия у пилотов вертолетов?
Мы летаем на 100 метрах – это небольшая высота, с которой можно все рассмотреть. И у вертолетчиков есть примета, что нельзя летать над кладбищами. Я не слишком суеверная, но если увижу, на всякий случай облечу. Многие пилоты не бреются перед полетом, едут, бывало, в командировку на несколько дней и возвращаются с бородками. Еще есть распространенное поверье, что нельзя фотографироваться прямо перед вылетом в кабине.
- Можешь сформулировать, какими личными качествами должна обладать девушка, которая приходит в авиацию?
Стойкий характер. Упорство, стрессоустойчивость, твердолобость в каких-то моментах, потому что тебя будут унижать, «гасить», закрывать перед тобой двери.
Смелость нужна, но разумная. Худшая черта, которая возможна для авиатора, на мой взгляд – это стремление к неоправданному риску. В авиации вообще считается любой риск неоправданным. Любые скользкие прогнозы, плохие метеоусловия, большая вероятность попасть в туман, к примеру.
Люди, которые идут в нашу профессию, чтобы покрасоваться, заработать денег или испытать адреналин, долго в ней не задерживаются. Часто восхищаются летчиками, которые в тумане сажают вертолет и говорят: «Вот какой он молодец». Но молодец он бы был, если бы не полетел в эту облачность. Из-за этого можно погибнуть самому, погубить машину и еще 20 душ, которые летят за твоей спиной.