ШОУ-БИЗНЕC

Петр Налич: 80% песен на музыкальных конкурсах трудно отличимы друг от друга

25/11/2019 — 16:31

Петр Налич: 80% песен на «Евровидении» трудно отличимы друг от друга

Сегодня «Ночной экспресс» отправляется с пассажиром, который вообще мог бы этим пассажиром и не стать, если бы не отвага и вера в силу интернета. Один ролик на YouTube, и архитектор, завсегдатай модных московских тусовок вдруг превратился в звезду. Петр Налич и его музыкальный коллектив начинают движение в «Ночном экспрессе».

Станция Щелково

Алексей Кортнев: Расскажи, что тебя связывает с этими местами?

Петр Налич: Эти места стали для меня родными, потому что еще в начале 2000 годов мои родители купили там участок, и началась совершенно чудесная студенческая дачная жизнь. Мы приезжали, веселились, пели песни, пили вино, гуляли, танцевали и зимой, и летом. Очень много времени, сил, куража было связано с этими выходами в поля и леса. Клип «Guitar» был снят там же. Это было естественным продолжением замечательной студенческой жизни, ее творческое выражение. Мы все вместе с друзьями его снимали, потом монтировали, постпродакшн делал я сам. И это удивительным образом сразу сделало нас известными.

Алексей Кортнев: Как тебе пришло в голову самому делать клип? Тогда это было совершенно не принято, это сейчас каждый снимает на свой смартфон, существует множество программ для монтажа, которые можно скачать на любой компьютер, а ты был пионером.

Петр Налич: Действительно, в то время технический прогресс достиг такого уровня, что это позволило записывать многодорожечно музыку дома и сводить на обычных бытовых компьютерах видео в более-менее приличном качестве.

Станция Осло

Алексей Кортнев: Насколько я знаю, когда появилось русское отделение YouTube твой ролик там стал первым. Я правильно понимаю, что благодаря этому ролику ты со своим коллективом попал на «Евровидение»?

Петр Налич: Трудно сказать, есть ли прямая связь, косвенная – безусловно. Сначала мы сделали заявку. Ты посылаешь свою песню, резюме и тебя отправляют на конкурсный отбор. Дальше был российский отбор, а потом уже «Евровидение».

Алексей Кортнев: Песня «Lost and Forgotten» получилась замечательная, вот что мне интересно: когда в нее и в манеру твоего исполнения внимательно вслушиваешься, появляется ощущение, что это пародийная песня, ироническая.

Петр Налич: Ирония – это мой язык, видимо. Тексты у меня другими не получаются. Так что ирония есть, хотя она может быть совершенно искренней.

Алексей Кортнев: По твоему ощущению, иностранная, англоговорящая публика ее воспринимала как ироническую?

Петр Налич: По-разному. Кто-то говорил, что это клевая шутка, кто-то говорил, что здорово – музыканты вживую играют. Мы были одним из немногих бэндов, которые играли вживую, и для многих западных слушателей это является важным критерием.

Алексей Кортнев: Как человек, который побывал внутри и увидел, как устроен этот конкурс, как ты к нему относишься – как к профессиональному состязанию?

Петр Налич: Я думаю, что весь этот конкурс стал вещью, предполагающей, что только в этом формате можно вообще выступать. Очень много шоу и очень узкоформатная песня, как принято здесь – такое комильфо на «Евровидении». И это показывает, что не стоит людям пытаться попасть в какие-то абстрактные европейские хиты, потому что все-равно где-то 80% песен трудно отличимы друг от друга. Так было и 10 лет назад и, насколько я понимаю, сейчас.

Станция Пекин

Алексей Кортнев: «Ночной экспресс» совершает фантастический скачок в Пекин на летнюю Олимпиаду 2008 года. Я с изумлением, углубившись в сценарий нашей сегодняшней передачи, понял, что мы там были одновременно и с одной и той же целью, только в конкурирующих домах. Потому что Петр выступал в русском доме, а я в доме одного из производителей спортивной одежды. Каковы были впечатления?

Петр Налич: Чудесные, это удивительный мир, там все по-другому, другая планета. Особенно мне запомнился замечательный момент, когда мы с моим другом Сережей Соколовым бродили и подумали, что нужно выучить хоть несколько фраз по-китайски. Выучили несколько фраз, даже числительные, пришли на блошиный рынок что-то покупать. Но я не учел того момента, что я не пойму, что мне будут отвечать. Дальше мы общались через калькулятор, цифрами.

Смешной случай был на зимней Олимпиаде в Ванкувере. Я еду в этой красной форме с надписью Russia, первый раз встал на горные лыжи, еле-еле доехал до подъемника и упал. А накануне наша сборная проиграла со счетом 7:3. И какой-то канадец говорит сзади: «Это, похоже, русский хоккеист». Было так стыдно, обидно за державу... И я понимал, что это смешно.

Станция Москва

Алексей Кортнев: Москва – родной город и для тебя, и для меня. Расскажи, пожалуйста, о своей семье. Из какой среды ты пришел к своей музыке?

Петр Налич: Родители мои по образованию архитекторы. Папа уже много лет занимается скульптурой, он известный московский скульптор Андрей Налич. Мама, Валентина Налич, занималась живописью, сейчас еще пишет.

Алексей Кортнев: Что тебе дала архитектура, сложно ли было с ней расстаться?

Петр Налич: Как-то естественным образом это случилось, притом что я с удовольствием отучился в МАРХИ все шесть лет, был на хорошем счету и проработал два года архитектором. Но потом у меня какое-то тиснение началось в груди, я понял, что надо что-то менять. Но не понимал, что. Я попросился к родителям на иждивение на годок, а мне было уже лет 25 – подумать, поискать себя. Они сказали: конечно, давай. Я начал записывать многодорожечную музыку, что-то аранжировать – и пошло-поехало.

Родители, конечно, немного побаивались, потому что архитектура – это надежная, основательная профессия. Но они почувствовали, что для меня это действительно важно, и все сделали для того, чтобы я смог спокойно учиться и развиваться. Они успокоились, когда увидели, как серьезно я стал заниматься музыкой, конечно, сыграл роль успех клипа. Потом они увидели, что я стал заниматься академическим вокалом, и дальше только способствовали.

Алексей Кортнев: Зато ты имеешь отношение к небольшому, но очень яркому памятнику, который стоит в Москве на Менделеевской.

Петр Налич: Да. Замечательные скульпторы братья Александр и Сергей Цигаль позвали моего папу в компанию делать памятник собаке, которую убили в переходе. Насколько я знаю, жила там бродячая собака, совсем не злая, многие ее привечали, подкармливали. Какая-то жестокая особа со своим цепным псом ее насмерть затравила. Идея создать памятник принадлежала братьям Цигаль, а мы с папой помогали. Я на тот момент был как раз начинающим архитектором и выполнял техническое архитектурное сопровождение: делал «трехмерки», чертежи.

Станция Сараево

Алексей Кортнев: «Ночной экспресс» прибыл на станцию Сараево, а ты нам расскажешь, почему он туда приехал.

Петр Налич: Папа моего папы, Захид Налич, был из Боснии. До войны он был оперным певцом, пел в сараевской опере, потом началась война. Он был коммунистом, конечно, говорил, что на тот момент единственной альтернативой фашизму был коммунизм. Он был в сопротивлении, довольно быстро их накрыло Гестапо, он попал в концлагерь, где практически совсем истощился. Его и многих других пленников, которые уже не могли работать, обменяли на пленного немца, и он попал в титовские войска, артистические бригады. Они какое-то время выступали, потом произошел известный раскол между Тито и Сталиным, и он попал в Советский Союз, так сказать, принял коммунизм, исповедуемый СССР. Всю жизнь потом прожил здесь, работал на радио диктором, это было иностранное радио, которое вещало на сербо-хорватско-боснийском языке.

Алексей Кортнев: Твой папа унаследовал от дедушки склонность к пению?

Петр Налич: Всегда с детства в моем доме звучало много песен, особенно на праздниках. Это были народные песни, городские романсы, цыганские песни и т.д. Второй дедушка у меня был совсем не музыкант, он был дипломатом, и оба они умерли, когда я был совсем маленьким.

Станция Волгоград

Алексей Кортнев: Что произошло в Волгограде?

Петр Налич: По дороге в Волгоград мы с друзьями всю ночь кутили, разговаривали на философские темы, кричали, ссорились, мирились, пели песни в купе. И вот пора выходить, надо сдавать белье, приходит замечательная проводница и говорит: «Ну что, хлопцы, давайте ваши простыни». Оказывается, что мы не можем найти мою простыню. Проводница говорит: «Ну вы в рюкзачке-то своем посмотрите». Я говорю: «Вы что издеваетесь, что ли? За кого вы меня принимаете?» Ладно, давайте посмотрим. Открываю – сверху лежит простыня. Я просто проваливаюсь сквозь землю, не понимаю, как такое могло произойти, до сих пор я особо внимателен к этим делам.