«Врач пишет: «У нас на этаже вирус». Я жутко испугался». Как живут и лечатся онкобольные во время пандемии
Коронавирус стал проблемой номер один в мире: целые больницы перепрофилируются под пациентов с COVID-19, врачам всех специальностей приходится быстро переквалифицироваться, чтобы помогать больным. А больных много: как только очередной стационар отдают под пациентов с коронавирусом, койки в нем заполняются почти мгновенно. У многих тяжелые пневмонии, кто-то на аппарате ИВЛ – врачи отчаянно борются за каждую жизнь.
Но больные с COVID – далеко не единственные, кому нужна помощь. По оценкам Минздрава, сегодня в России около 3,7 миллиона человек страдают онкологическим заболеванием. В течение года число раковых больных выросло более чем на 100 тысяч человек. Даже те, кто далек от этой темы, хорошо понимают: в лечении рака медлить нельзя. Большинству таких пациентов нужна постоянная терапия, и перерыв в лечении грозит смертью.
Как живут и лечатся раковые больные во время пандемии? Что делать, если онкоцентр перепрофилируют под больных с COVID? Почему для людей с онкологией коронавирус опасен вдвойне и как делают химиотерапию в условиях карантина? Ответы на эти и другие вопросы мы собрали в нашем репортаже, героями которого стали врачи, пациенты и сотрудники благотворительных организаций.
Доноров стало меньше, потребность в крови – осталась
Одной из самых насущных проблем в период эпидемии стала нехватка донорской крови, отмечает заведующий отделением трансфузиологии Центра детской гематологии им. Дмитрия Рогачева Павел Евгеньевич Трахтман.
«Это действительно серьезная проблема, поскольку период добровольной самоизоляции и социального дистанцирования привел к тому, что количество доноров-добровольцев снизилось – не только в нашем центре, но и вообще по стране. Да и во всем мире произошло довольно существенное снижение. Проблему эту более-менее удалось решить и в нашем центре, и в других учреждениях путем привлечения доноров и объяснения им, что мы предприняли дополнительные меры безопасности для того, чтобы доноры чувствовали себя защищенными, приходя к нам и сдавая кровь для пациентов, которые, вне зависимости от коронавируса, продолжают болеть другими болезнями. У них случаются острые проблемы оперативного характера, они болеют злокачественными заболеваниями, их нужно лечить», – сказал Трахтман.
Он подчеркнул, что сложнее всего дела с донорской кровью обстояли в первые две недели развития эпидемии. Потом ситуацию удалось стабилизировать.
Но расслабляться не стоит, предупреждает врач. По мере того, как страна будет выходить из карантина, число больных будет продолжать расти, а вместе с ними – число операций и потребность в крови.
«Мы понимаем, опираясь на опыт мира, что, наверно, мы опять столкнемся с дефицитом крови. Число доноров сейчас маленькое, и кровь хранится не очень долго, и в один день мы не в состоянии выйти из карантинных мероприятий. Опять-таки, нам потребуется увеличить число доноров, как-то их извещать о том, что медицина начинает жить обычной жизнью. Но мы понимали, чего ожидать: эпидемия к нам пришла позже, чем во всем остальном мире, и мы примерно себе представляли, что будет происходить. Поэтому мы начали заранее призывать людей, обращаться в средства массовой информации, развернулась довольно большая кампания по разъяснению безопасности сдачи крови. И нам удалось избежать той катастрофы с донорством, которая, например, была в Италии или в Соединенных Штатах – там до сих пор присутствуют проблемы, связанные с этим», – напомнил Трахтман.
Также он заверил: ни одного случая, когда человеку срочно нужна была кровь, и он ее не получил, в Центре Димы Рогачева не было.
Передача вируса с кровью возможна, но пока такого не было
Риску при переливании подвержен не только тот, кто сдает кровь, но и тот, кто ее получает. Как проверяют донорскую кровь? И существует ли вероятность (пусть даже очень маленькая), что коронавирус окажется в крови, которая потом попадет к онкобольному.
«Минимальный шанс есть, и этот вопрос пока еще в мире не решен, – признает Павел Трахтман. – Теоретически передача коронавируса с донорской кровью возможна, и мы это знаем из проведенных исследований, потому что коронавирус в крови выявляется. Мы были вынуждены ужесточить требования к донорам для того, чтобы соблюсти не только безопасность и интересы доноров, но и безопасность и интересы больного. Поэтому малейшие подозрения в том, что человек мог контактировать с больным коронавирусом или недавно перенес коронавирусную инфекцию, являются противопоказанием к донорству. Но все равно такая вероятность сохраняется, хотя на практике это не описано».
Казалось бы, можно просто тестировать всех доноров на COVID, и проблема будет решена. Но в сегодняшней реальности это физически невозможно, да и бессмысленно, объясняет доктор.
«Мы очень рады, когда к нам приходят люди и говорят, что они сдали тесты недавно, но не каждый может себе это позволить. Мы вынуждены так же, как и всегда в донорстве крови, верить людям на слово. Поэтому мы работаем только с безвозмездными донорами, а не с теми, кто получает плату за свою донацию: у этих людей нет большого повода от нас что-то скрывать.
К счастью, сегодня существуют эффективные методики, позволяющие обезопасить донорскую кровь от коронавируса и других инфекций. Несколько лет назад специалисты Центра детской гематологии им. Дмитрия Рогачева первыми в России внедрили технологию инактивации патогенов в крови. Сейчас, в связи с пандемией коронавируса, она стала особенно актуальной. Дело в том, что обычно донорскую кровь тестируют на ограниченное количество опасных инфекций, которые могут передаваться пациентам. Но на самом деле инфекций, которые незаметны для здорового человека, но могут оказаться губительными для онкогематологических пациентов, гораздо больше. Если тестировать кровь на каждую из них, то ее стоимость взлетит до небес. К тому же, к тому моменту, когда все анализы будут завершены, срок годности крови истечет.
Решить эту проблему позволяет технология инактивации патогенов в крови. Она позволяет полностью обеззараживать компоненты донорской крови – пастеризовать их, как молоко. Специалисты Центра Димы Рогачева были едва ли не первыми в мире, кто внедрил эту технологию в педиатрическую практику.
«Сейчас достаточно активно используется технология инактивации вирусов. Она достаточно распространена в Российской Федерации, практически все станции переливания крови укомплектованы требуемым оборудованием, которое позволяет уничтожить даже теоретическую возможность присутствия вируса в крови. К сожалению, инактивация патогенов в крови – это очень дорогостоящая технология, поэтому она не является обязательной. Но тем не менее мы очень стараемся максимально широко ее сейчас использовать, поскольку это дает дополнительную прослойку безопасности для наших пациентов», – сказал доктор.
Рак и коронавирус – это очень тяжело
Некоторые пациенты жалуются на то, что им отказывают в необходимым лечении, а больницы и онкоцентры, где они наблюдаются, перепрофилируют под пациентов с COVID. Отчасти это действительно так: почти во всех российских медучреждениях сейчас оборудованы специальные корпуса, где лечат людей с коронавирусом. Наравне с другими больницами онкоцентры вынуждены работать в усиленном режиме, однако пациентам стараются оказывать всю необходимую помощь, рассказал «МИР 24» доктор медицинских наук, профессор, заведующий онкологическим отделением противоопухолевой лекарственной терапии ФГБУ «Центральная клиническая больница с поликлиникой» Управления делами Президента РФ Дмитрий Носов.
«Мы работаем в штатном режиме, лечим онкологических больных с учетом эпидемиологической обстановки, в том числе используя всякие меры, которые нам доступны на сегодняшний день, чтобы обезопасить себя, больных и персонал. Я считаю, что в любом случае надо адаптироваться к той ситуации, в которой мы сейчас находимся, и предусмотреть открытие вот этих единиц [специальных корпусов], которые могли бы оказывать помощь в том числе онкологическим пациентам, зараженным COVID-инфекцией на данный момент», – сказал Носов.
Он подчеркнул, что все больные с COVID, которые проходят лечение в ЦКБ Управления делами Президента РФ, поступили в специализированный инфекционный корпус, который открыт для этих пациентов.
Как все уже поняли, коронавирус – это не обычный грипп, и он может иметь серьезные последствия даже для здоровых людей. Для тех же, кто страдает онкологией, этот вирус особенно губителен. У таких людей ослаблен иммунитет, и именно они чаще всего сталкиваются с осложнениями, даже если подхватили обычную простуду.
По словам Дмитрия Носова, сейчас перед всеми онкологами стоит задача: очень быстро адаптировать клинические рекомендации, которыми они пользовались раньше, к сложившейся обстановке с учетом возможных рисков развития инфекционных осложнений. При этом лечат коронавирус у онкобольных точно так же, как у любых других пациентов – никаких специфических методов лечения новой заразы, как и в случае с раком, врачи пока не изобрели.
Лекарства для «химии» так просто не купишь
У 46-летнего Якова рак мозга, говоря медицинским языком – анапластическая астроцитома. Сейчас он проходит химиотерапию в онкодиспансере № 62 на Войковской (с 2014 года присоединен к Московской городской онкологической больнице №62 – прим. ред.). Раз в две недели ему нужно приезжать на капельницу и один раз в неделю – принимать лекарства, которое ему выдают. в диспансере.
«С этим все хорошо, этот диспансер пока, по крайней мере, не перепрофилируют под пациентов с COVID, – рассказывает супруга Якова Илона. – Единственное, что изменилось – он перестал получать поддерживающее лекарство для печени, которое выдавали в районной поликлинике (№ 192). Перестали выдавать примерно месяц назад, так как закончилось. Постоянно звоним, чтобы уточнить наличие, но лекарство все никак не завозят».
Обычно Яков добирается до больницы своим ходом, но сейчас из-за карантина, поскольку он находится в зоне риска, его на машине отвозит брат. По словам Якова, меры безопасности в диспансере соблюдают как персонал, так и больные: все понимают, какой опасности подвергается каждый находящийся здесь пациент.
«Мне кажется, что вполне приемлемые условия. Люди в масках, перчатках, бахилах – с этим очень строго. И, в принципе, люди достаточно дисциплинированы. С учетом того, какого профиля больница, народ весь в зоне риска и достаточно бережно относится к себе и к окружающим – видимо, это тоже является определенного рода мотивацией. В коридорах расставили дополнительные скамейки для ожидания и нанесли на них разметку – где можно сидеть, а где нельзя», –рассказывает Яков.
Каждый выход из дома для него – это смертельный риск. Но как лечить рак, не покидая квартиры? Возможно ли, к примеру, делать «химию» на дому? Оказывается, это не такая уж фантастическая идея. Но проблему она, скорее всего, все равно не решит.
Но тут же бодро продолжает: «О том, что мне не смогут проводить химию – об этом вообще речи не было никогда. Знаете, что самое забавное: во всех онкоцентрах большие очереди. Химиотерапия сама по себе – процедура не быстрая, и, соответственно, там всегда куча народу, который делится между собой [новостями]. И люди говорят, что проблем ни с какими лекарствами, в общем-то, нет, но очереди везде просто сумасшедшие».
Приезжаю на кровь, и врач мне пишет: «У нас нашли вирус»
Когда Александру было 43 года, у него диагностировали рак желудка. За помощью он обратился в НМИЦ онкологии им. Н.Н. Блохина. Сценарий лечения был стандартным: несколько изнуряющих сеансов химиотерапии, затем – на стол к хирургу. Полгода назад Саше полностью удалили желудок и часть пищевода. Но лечение на этом не прекратилось.
Но на прошлой неделе врач все-таки сказала ему приехать, и между майскими праздниками мужчине провели очередную процедуру иммунотерапии. По его словам, из клиники за ним даже хотели прислать такси, но он отказался.
Саша признается: самоизоляция не сильно изменила его жизнь. После того, как ему поставили суровый диагноз, он и так стал реже выходить на улицу:
«У меня когда химиотерапия только началась, мне врач-химиотерапевт сразу сказала: «Нигде не ходите, где большие скопления народа». Я только в больницу приезжал в маске, но это бывало редко. На концерты завязал ходить, по метро просто так шарахаться перестал. Так что, у меня на самом деле эта самоизоляция давным-давно уже продолжается. Единственное, ко мне друзья раньше заезжали, а теперь нельзя».
Некоторым детям отменили трансплантации костного мозга
Помогают людям с онкологией не только врачи, но и благотворительные организации. С приходом коронавируса и последовавшей за ним самоизоляции их жизнь тоже круто изменилась. В период пандемии, когда людям совсем не до благотворительности, сборы многих фондов могут (и уже начали) существенно сокращаться. Одним из многих негативные тенденции уже наблюдает фонд «Подари жизнь», помогающий детям с онкологическими, гематологическими и иными тяжелыми заболеваниями.
«Например, у нас резко упали заходы на сайт – их стало на 10 тысяч меньше, – рассказывает директор фонда «Подари жизнь» Екатерина Шергова. – Мы «потеряли» пожертвования, которые планировали получить на оффлайн фандрейзинге, так как все мероприятия в этом году пришлось отменить. Также мы прогнозируем, что получим на 100 миллионов меньше, чем планировали получить пожертвований от юридических лиц в этом году. Бизнес сейчас в кризисе и, конечно, в первую очередь они сокращают расходы на благотворительность. Все это повлияет на наших подопечных и возможность оказывать помощь всем тем, кто в ней нуждается. Сейчас мы стараемся всеми силами держаться на плаву и закрывать все горящие потребности благодаря нашим друзьям и благотворителям, которые, несмотря ни на что, остаются с нами».
Также Шергова рассказала, что в начале самоизоляции многие подопечные фонда столкнулись с нехваткой донорской крови.
«В начале карантина ситуация с кровью во многих наших подопечных больницах действительно была критической. Об этом заявляли и врачи, и фонды. Доноры боялись приезжать в отделения и на станции переливания крови из-за введенного карантина. Сейчас, по информации от врачей, во многих больницах, с которыми мы работаем, ситуация нормализуется: донорам объяснили, что в отделениях созданы стерильные, безопасные условия для всех, и нет причин бояться приезжать сдавать кровь.
По ее словам, из-за повсеместного карантина и закрытия авиасообщения некоторым ребятам пока не могут сделать пересадку костного мозга.
«Некоторым подопечным отменили трансплантации костного мозга с участием неродственных доноров, так как международные регистры не активируют сейчас доноров, да и авиасообщения закрыты, чтобы привезти клетки, а доноры из российского регистра также не всегда имеют возможность сейчас приезжать из регионов в федеральные клиники на активацию (забор клеток), – объясняет Шергова. – Здесь нужно понимать, что вариант с неродственным донором рассматривается только после того, как все ближайшие родственники не подошли ребенку в качестве донора по тем или иным причинам».
Впрочем, врачи и здесь стараются найти выход: делают трансплантации от не полностью совместимых родственников, но с процедурой очисткой трансплантата или, когда это невозможно, продолжают «поддерживать» пациентов на препаратах до момента, когда можно будет провести пересадку от полностью совместимого неродственного донора.
Понятно, что сейчас, когда в мире царит финансовая нестабильность, на благотворительность решится не каждый. И все же, необязательно быть миллиардером, чтобы помогать, главное – желание.