«Он был – хотя в списках не значился»: Владимир Машков поставил уникальный патриотический спектакль

Война — это не просто цифры, парады и архивы. Это имя, стертое из документов. Это человек, который продолжал сражаться, хотя «в списках не значился». Новый спектакль Владимира Машкова по одноименной повести Бориса Васильева — попытка заново услышать этот голос, оставшийся где-то в тишине Брестской крепости.

Премьера спектакля состоялась 9 и 10 июня и приурочена к 80-летию Победы в Великой Отечественной войне. Пожалуй, самый важный показ предстоит 22 июня, в день начала войны, ставший для миллионов датой личной катастрофы.

Режиссер и художественный руководитель Театра Олега Табакова  Владимир Машков создал уникальную форму — литературно-кинематографический спектакль. Основа — не просто инсценировка. Это диалог театра с кино, прошлого с настоящим. «Мы показываем кадры фильма на экране, и артисты буквально выходят из кинореальности — на сцену, к зрителю», — рассказывает Машков.

Фильм «В списках не значился», снятый ранее с участием артистов Театра Олега Табакова, стал органичной частью этого проекта. Он помогает передать масштабность батальных сцен, которые сложно воссоздать на сцене, в то время как живой театр позволяет глубже прочувствовать внутренний мир героев, их страх, любовь, боль и безмолвную веру в невозможное.

Один против войны

История молодого лейтенанта Николая Плужникова, которого играет Владислав Миллер, начинается в последнем дне мирной жизни — 21 июня 1941 года. Он прибыл в Брест, но формально еще не был зачислен в списки гарнизона. Когда началась война, он остался — вне документов, вне системы. Только совесть и долг. Его первый и последний бой продолжался десять месяцев. Это не просто солдат — это образ, обобщенный символ каждого, кто не сдался.

Крепость не пала: она просто истекла кровью

Плужников  выбрал не легкий путь — а путь глубины. Через детали, тишину, дыхание — он словно говорит с залом не словами, а своим существованием. Он — есть. Он сражается. До конца.

Мирра

В спектакле есть любовь. Она почти невозможна в аду войны, но именно поэтому — так отчаянно настояща. Мирру, возлюбленную Плужникова, играет студентка театральной школы Табакова Алена Морилова. В ее голосе — свет и горечь.

Внутри истории

Сценография Александра Боровского — как выжженная память. Каменные монохромные стены, пустота, пронизанная звуком далеких выстрелов. Все — в ритме осажденной крепости, где человек противостоит не только врагу, но и собственной хрупкости.

Инсценировка Олега Антонова бережно сохраняет Васильева. Не просто сюжет, но его тон — медленный, плотный, как дыхание человека в подвале. Каждый диалог — попытка удержаться за человечность, за смысл.

Актерская игра — острая, живописная, насыщенная

На фоне приглушенной, сдержанной палитры декораций особенно ярко вспыхивают эмоции — гнев, страх, смирение, жажда жизни. Машков собрал ансамбль, в котором каждый актер держит зрителя в напряжении, словно на прицеле. Это спектакль не про военную хронику, а про внутренний фронт — про то, как человек оказывается в нечеловеческих условиях и остается человеком.

Пространство фойе театра тоже стало частью действия: здесь развернута экспозиция — выставка редких фотографий со съемок фильма «В списках не значился». Черно-белые и цветные кадры запечатлели актеров в образах, моменты репетиций, постановочные сцены и работу съемочной группы. Эта визуальная галерея как бы вплетает кино в театральную ткань — и напоминает, как многогранно может звучать одно произведение в разных формах искусства.

В день премьеры на фоне экспозиции журналисты пообщались с представителями творческой группы спектакля.

«Я умираю, но не сдаюсь»

Владимир Машков, народный артист России, режиссер спектакля, исполнитель роли старшины Степана Матвеевича

— Владимир Львович, очень яркое впечатление от спектакля и фильма. Вам не снятся кирпичи Брестской крепости с написанными на них последними словами солдат?

— И те события, которые происходили в Брестской крепости, с которых мы начинали нашу большую работу, и те слова, написанные на кирпичах, были с нами с самого первого момента встречи. 

Знаете, я последнее время не помню своих снов. Как говорят в одной пьесе, в которой я играю — в «Матросской тишине», один мой персонаж: «Можно я тебе приснюсь? Впрочем, я не люблю, когда люди вспоминают и рассказывают свои сны. Мало ли кому что может присниться». 

Все возвращается: история, которая была давно, происходит здесь и сейчас. Такие же молодые ребята сейчас защищают нашу Родину и проявляют высший героизм, когда борются за нашу землю. Вы помните фразу? «Кому нужны эти кирпичи? Потому что это наши кирпичи. Под ними — советские люди лежат». Так написано у Васильева. Поэтому эта боль и ответственность всегда с нами. И весь наш коллектив об этом думает. Мы хотим каждый раз, когда приходит зритель, напоминать ему о тех великих событиях. Это часть нашей крови и личности — эти люди, наши деды, прадеды, отцы, прапрадеды. Вот такими мы должны быть.

Театр+кино

Да, такая задумка была. Я изначально говорил о том, чтобы поставить спектакль, который вырастает из кино. И надеюсь, что мы на этом не остановимся.

Мы делаем то, что нужно делать, и замечательно, что это произведение находит еще один отклик, еще одну музыкально-драматическую работу. Здесь огромная техническая работа большого персонала. Все рассчитано на секунды. Чтобы не потерять впечатление, артисту нужно за доли секунды перестраиваться — перенастраивать психофизический аппарат, чтобы соединиться с картинкой в кино и сделать это внятно, понятно и доступно на сцене.

Рецепт хорошего спектакля

У меня нет каких-то жестких рекомендаций. Мы провели большую работу в театре — и со звуком, и с музыкальным оформлением, и с монтажом. Это уже следующая история. Каждый режиссер и актер выбирает свой язык. Мы занимаемся русским психологическим театром, и это исследование продолжается ежедневно, ежечасно. А дальше — все будет зависеть от зрителя, от того, как он воспримет спектакль, насколько будут заинтересованы другие города, чтобы его увидеть. Еще раз повторю — это совершенно новый жанр.

 
— В спектакле один из героев говорит: «Я по званию русский». Насколько эта фраза раскрывает масштаб нашей нации и что она для вас лично значит?

— В нашей стране мы все объединены языком и темпераментом. Очень много национальностей — огромное многообразие. Но понятие «русский» и включает в себя многонациональную роль. В ней и чеченец, и молдаванин, и татарин, и башкир, и якут — все они русские. По своему духу, по любви к стране и к близким. Мы переплетены друг с другом, зависимы друг от друга и ответственны друг за друга. Мне кажется — по крайней мере, я в это верю — такими мы и обязаны быть. Потому что у нас такое прошлое.

Шанс

Алена Морилова, исполнительница роли Мирры:

— Было очень страшно, конечно. В первую очередь потому, что это большая ответственность. Но в то же время — это огромный шанс. Страшно, боязно… но очень хочется. Я понимала, что такой шанс выпадает нечасто.

Владислав Миллер, исполнитель роли Николая Плужникова:
— Это всегда происходит так: когда тебе дают такую роль, одновременно радостно и страшно.

У меня отношения с театром чуть более здоровые, чем с кино, но да — это моя самая большая работа в большом художественном кино. Начинать ее с такого произведения — это невероятно. Ведь повесть Васильева сама по себе великая, признанная. Она уже существует как культурный факт. Она гениальна и, казалось бы, не нуждается в постановке. Это настольная книга поколения моих родителей.

Лейтенант

Начиная с создания кино — мы прожили со своими персонажами целый год. Они нас изрядно измучили. Сначала была подготовка. Потом военная подготовка в лесу. Все это было серьезно. Огромное спасибо продюсерам, что вообще дали возможность пройти этот путь. Это редкость — чтобы так готовились к съемкам.

А сам проект — уже история. Это первая картина, созданная при участии Театра Табакова и студентов школы Табакова. Для нас это очень большой вызов. Вспоминается пример, как когда-то Олег Ефремов снял фильм «Строится мост» с коллективом театра. Это могут не все повторить. И Владимир Львович Машков поставил перед нами задачу, по-настоящему сложную.

Я не буду кокетничать — такие роли выпадают, может быть, раз в жизни. Мы прошли огромный путь, вложили максимум — времени, сил, нервов. Все участники картины работали добросовестно.

А потом появилась идея спектакля. И это был новый, неожиданный этап. Это эксперимент, это риск. Для нашего театра спектакль такого рода — абсолютно нетипичная история. Но в этом и магия: зритель видит на сцене тех же людей, которых только что видел в кино. Мы хотели добиться этого эффекта — дожать, докрутить, добавить то, чего, может быть, в фильме не хватило.

Творческий дуэт: два режиссера

Кино снимал Сергей Коротаев, спектакль поставил Владимир Львович Машков. Два языка, два подхода — и один общий нерв. Очень сложная работа. И вот сегодня мы впервые встретились со зрителями. Очень волновались, очень.

— Владислав, кто лично вас вдохновлял из героев Великой Отечественной войны на роль Плужникова?

— Я не могу назвать какую-то конкретную фамилию. Все в совокупности. Мы смотрели огромное количество документальной хроники, читали книги, пересматривали советское художественное кино, которое уже само по себе легендарное.

Мы вдохновлялись и своими прадедами. Например, сцена, где Плужников берет «языка» у немцев — это не просто художественный эпизод. Ровно то же самое, 84 года назад, сделал мой прадед. За это он получил медаль «За отвагу». Поэтому, мне кажется, это у нас где-то в ДНК.

Это была абсолютно коллективная работа: мы делились историями, вспоминали своих родственников, впитывали атмосферу.

Есть и реальный прототип Плужникова — майор Гаврилов, который в течение месяца защищал Брестскую крепость. Мы, кстати, снимали в том самом компанире, названном в его честь.

Съемки и сборы

Владислав Миллер, исполнитель роли Николая Плужникова:
— Ну давай, расскажи ты, Аленка. Ей, честно говоря, было сложнее всего.

Алена Морилова, исполнительница роли Мирры:
— Мы проходили военную подготовку. Уехали на десять дней в лес, в Калужскую область. Там не было связи с внешним миром. Мы сами готовили еду, учились стрелять из пистолетов, автоматов — ну, вообще из ружья — холостыми патронами. Выходили в специально построенную деревню и воевали друг с другом. Было страшно даже играть в это. Особенно с холостыми патронами. Тем более, что я девочка… И однажды режиссер решил ночью устроить облаву…

Владислав Миллер, исполнитель роли Николая Плужникова:
— Да, действительно. Мы были под городом Медынь, в Калужской области. С нами был полковник российской армии — военный консультант, тот самый, который работает, наверное, на всех военных картинах. У него огромный опыт.

Он десять дней нас «воспитывал». Мы жили по Уставу 1938 года. И все приняли эти правила. Жили аскетично: брали воду из ручья, кипятили ее на костре, Алена нам готовила. Местные жители приносили грибы — нам выдали только сухари.

Мы учились стрелять, смазывать оружие, собирать-разбирать его — с нуля. Сначала стреляли с закрытыми глазами. Через десять дней уже что-то умели. Каждые два часа — с 10 вечера — кто-то из нас выходил в караул. Охраняли лагерь, спали в одежде, с оружием, готовые к нападению.

И в какой-то момент ребята вместе с режиссерами инсценировали нападение — в форме солдат Вермахта, в 4 утра. Мы подключились, отреагировали, показали, чему научились.
Алену пытались «украсть».

Алена Морилова, исполнительница роли Мирры:
— Украли все-таки!

Батальные сцены

Владислав Миллер, исполнитель роли Николая Плужникова:

— Боевые действия мы снимали в кинопарке «Москино». Все интерьерные и камерные сцены — в самой Брестской крепости. Также было несколько смен в Минске. А все, что касается боев, атак и боевых сцен — снималось в «Москино». Там построили огромные декорации площадью 42 тысячи квадратных метров. Это беспрецедентно, учитывая, что их возвели всего за два месяца. Никто в это особо не верил, но все успели вовремя, и мы начали снимать. При этом параллельно еще доделывали декорации, и нам приходилось становиться так, чтобы эти недоделки не было видно.

Разные жанры

Кино дает большую динамику, в театре же законы совсем другие — другие меры условности, другие правила существования образов. Нам было сложно перестроиться. Мы все время шептали, как в кино, ведь крупный план предполагает тончайшие детали — поворот глаз уже мизансцена. Владимир Львович постоянно говорил нам: «Выходите из кино, из вагончика!»

— Что вам дала эта роль — как артисту и как человеку?

— Я хочу надеяться, что эта роль дала мне профессиональный рост. Было бы странно год репетировать и работать и провалиться с ней — это был бы страшный сон. Для меня эта роль — роль сопротивления. Тут очень сложные предлагаемые обстоятельства, все внутри персонажа. Плужников живет на сопротивлении — снаружи может казаться спокойным, но внутри у него пульс 140. Мне сложно играть такое, признаюсь честно. Гораздо легче смешить людей.

Другие экранизации

— Я сознательно не смотрел другие фильмы до съемок, потому что боялся соблазна что-то подглядеть, что-то украсть. Хотел пройти этот путь вместе с режиссером и партнерами.
Потом, когда мы начали репетировать спектакль, я посмотрел фильм «Я русский солдат».

Яна Сексте, исполнительница роли тети Христи

— Легче или сложнее с кадрами из кино на экране вживаться в образ?

— Мне очень помогает настроиться на сцену именно та первая нота, которая звучит в начале сцены, и вот эти кадры, что идут «до». Мне не нужно специально себя взвинчивать, чтобы запустить в себе этот ужас. Сказать, что это помогает, — слишком слабое слово. Играть в этом спектакле — не удовольствие. И смотреть его тоже — зрители придут сюда не чтобы развлечься или провести вечер, а потому что эта работа нужна, чтобы оставаться людьми.

— Ваша героиня полностью раскрыта на сцене?

— Мне «повезло» — вся история тети Христи рассказана. В повести есть небольшие отличия: там тетя Христя начинает чувствовать себя все хуже и хуже, понимает, что она пожилая больная женщина и скоро станет обузой. Той самой, про которую она говорила в начале: как только почувствую, что стала в тягость, уйду. В повести она уходит —  принимает это решение. А мне очень нравится трактовка, которую предложил Олег Юрьевич Антонов: что она остается до конца, насколько хватает сил. Она продолжает заботиться, кормить, поить, стирать бинты, перевязывать. Мне очень близка эта версия.

Виталий Егоров, заслуженный артист России, исполнитель роли Сквирского

Мои дети, когда посмотрели фильм, долго обсуждали его. Младшая спрашивала: «А как же так получилось, что в конце враги отдают честь русскому солдату?» — для них это было удивительно.

— Не плакали?

— Нет, но сейчас, когда я сам говорю, у меня слезы наворачиваются. Когда меня спрашивают, как я готовился к роли, я честно скажу — особо не готовился, потому что война в моей семье — это живая память. Моей маме, когда началась война, было всего 4 года. Она рассказывала, как приходили немцы, как жили в оккупации. Бабушка мамы рассказывала, как ходила на фронт, как ее пытали свои же предатели на Украине — пытались узнать, куда она носит партизанам еду. Все это живет во мне. Когда читаешь книги, например «Молодая гвардия», эти истории поражают.

Моя вторая бабушка — мама моего отца — рассказывала про пропавших без вести и погибших. По ее рассказам у меня остались детские воспоминания, и я не искал что-то дополнительно. Каждый раз, выходя на сцену, я прихожу с болью в душе. Вот стоишь в кулисах, смотришь на экран — хватает семи-десяти секунд, чтобы прочувствовать это и быть готовым.

И, конечно, формат спектакля необычный. Было много проб и попыток, но когда с экрана выходят те же люди на сцену — это производит особое впечатление.

— Что для вас значат истории, которые вы слышали от своих родственников?

— Бабушка Ксения. Она сидела на кровати, с панцирной сеткой, а сзади висели шесть фотографий — шесть сыновей, которые не вернулись с войны. Не глядя, она рассказывала: «Коля — пропал без вести под Курском, этот — под Сталинградом». Она не плакала — это было принято как должное. Сыны ушли защищать Родину и не вернулись. Кто-то вернулся — хорошо, кто-то нет — такова жизнь.

Это очень личное ощущение. Сейчас с такими эмоциями справляться сложнее, но тогда все воспринималось иначе — это было в порядке вещей. Бойцы просто делали свое дело. Очень тяжело об этом говорить, но надо помнить.

Олег Антонов, автор инсценировки

Современное прочтение

— Мы — ставили именно Васильева. Пытались разгадать его текст, осовременить с точки зрения наших сегодняшних эмоций, а не вносить что-то новое, придуманное. И в этом, думаю, сила нашей постановки — она с этой точки зрения малоуязвима. Все, что происходит на сцене, — именно то, что описано автором.

У нас с текстом — так называемый эмоциональный монтаж. Театр у нас не обязан показывать батальные сцены с большим количеством массовки — для этого есть кино. В кино это сделано современно, эффектно, ярко. Все остальное — то, что происходит здесь, на авансцене, в шаге от зрителя — должен делать театр. И, надеюсь, мы справились с этой задачей.

— Как вам удалось не романтизировать войну?

— Думаю, весь секрет в правильном алгоритме работы с текстом. Мы ничего не выдумывали, а внимательно читали Бориса Васильева, искали ответы на все творческие вопросы именно в его словах. Васильева тоже часто упрекали в романтизации войны, особенно после «А зори здесь тихие». Говорили: «Такого не бывает, если пуля попадает в живот —  никто не станет петь романс». 

Но Васильев прошел войну с первого дня и отдал ей 10 лет жизни. Он ушел на фронт еще в 9 классе, был в окружении, сам вышел из него, был штурмовиком, получил тяжелое ранение. После восстановления не демобилизовался, а поступил в бронетанковую академию и ушел из армии только в 1954 году. Его отец — офицер царской армии, потом перешедший в армию Новой России. Он знал войну изнутри.

Что значит война

Я много слушал интервью с Борисом Львовичем — и не слышал, чтобы он говорил, что война — это красиво или весело. Он всегда говорил, что война — грязь. И не может быть иначе — там, где умирают люди, не может быть весело.

Но как люди преодолевают этот эмоциональный барьер и делают этот шаг — вот это другое. Как подняться до той высоты, о которой сказано в Евангелии от Иоанна: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих». Вот это — подвиг, и это не романтизация, а нечто иное.

Текст Бориса Васильева сегодня оживает не только в театре и на киноэкране. Уникальным подарком первым зрителям также стало иллюстрированное переиздание повести «В списках не значился», оформленное кадрами из фильма — настоящий эксклюзив. Книга словно продолжила спектакль за пределами сцены, позволяя унести с собой частицу этого важного и трогающего переживания.

Для тех, кто придет после

«В списках не значился» — не музейная драма и не иллюстрация. Это — акт сопротивления забвению. «Память не может быть скучной», — словно говорит Машков своим спектаклем. Поэтому он выбирает новый язык, соединяя кино, театр и прозу.

Это спектакль для всех, кто чувствует — что-то важное в нас начинает стираться. И если мы не скажем это сейчас — останется пустота.

Я — русский солдат

Сегодня — он снова есть. И говорить о нем можно только стоя.