Жизнь в лагере смерти

Золотые украшения нашли в Аушвице (Освенциме), который сегодня работает как музей. Ценности были спрятаны под двойным дном кружки и принадлежали неизвестному узнику. Узнать его имя и судьбу сегодня уже невозможно.

Прокомментировать находку «МИР 24» пригласил сопредседателя научно-просветительского общества «Холокост» Илью Альтмана.

Илья Альтман: Действительно, эта находка уникальна. Потому что одной из задач нацистов при селекции – это было обыскать и изъять все ценности, конфисковать их. То, что это удалось спрятать, действительно большая редкость. И, конечно, люди использовали при прибытии в лагеря уничтожения самые разные способы. Как правило, зашивали в одежду, прятали в волосы, поэтому волосы у всех без исключения, особенно у женщин, остригались перед тем, как их отправляли в газовые камеры. Самой сенсационной находкой стало обнаружение вскоре после освобождения лагеря смерти Аушвиц в найденной фляге одного из узников записок, так называемые «свитки из пепла». Их вел бывший узник гетто города Гродно в Беларуси, затем узник Аушвица Залман Градовский. И что самое важное – эта фляга была спрятана в грудах пеплах, которые образовывались после сжигания тел в крематориях. Те, кто спрятали, прекрасно значил, что в первую очередь будут искать в этих грудах пепла остатки золотых зубов, колец. Такая работа историка, конечно, должна быть продолжена, и должны быть осмотрены все эти уникальные артефакты, которые хранятся не только в польских музеях, но в том числе и в музеях нашей страны.

В свою очередь об ужасах концлагерей и жизни в то непростое время «МИР 24» пригласил члена Московской общественной организации евреев-бывший узников гетто и концлагерей Анатолия Кочерова.

– Как выживали в те годы, как складывался ваш быт?

Анатолий Кочеров: Мама со мной 30 апреля 1941 года приехала на станцию Берестовица, это восточная часть Беларуси. Там служил мой отец. Он кадровый военный, он служил в воинской части, которая находилась в селении Крынки, это восточная часть Польши, которую мы заняли в 1939 году. Так вот мы с мамой, мне тогда не было и трех лет, туда пришли. Началась война, бомбежки сплошные. Мы не сумели эвакуироваться. Мама со мной в течение месяца шла по дорогам на восток. По дороге нас обстреливали. Меня легко ранило осколком. 24 июня мы дошли до города Барановичи (Беларусь), там мы попали в первый концлагерь. Мама была еврейка, и у нее все документы были на ее фамилию. По дороге в одной из деревень она в избе между бревен спрятала свои документы. Нашли их только в 1948 году после освобождения. В концлагере немцы записали происхождение и дату рождения со слов матери. Это был рабочий концлагерь. Взрослых гоняли на работу на строительные работы. Мы с мамой оттуда ушли, дойдя до деревеньки под названием Рудовляне. Там нас приютила польская семья Гутаковских, они – наши спасители.

– Вы тогда совсем маленьким были. О чем вы тогда мечтали? Как удалось выжить в таких жутких условиях?

Анатолий Кочеров: Я мечтал о том, чтобы выспаться. Мы целый месяц шли и очень устали. Мы спали в лесу. И, конечно, голод – очень хотелось кушать все время. Кроме польской семьи Гутаковских, нас еще спасали многие люди, в том числе и солдат вермахта Маттиас Доренкампф. Он ненавидел Гитлера, он прекрасно понимал, что Гитлер ведет Германию к гибели, и помогал моей матери. Немцы подозревали, что мама – еврейка, пытались донести. Но он эти подозрения смог свести на нет. Мы там были до марта 1942 года. А потом мама связалась с партизанами, и немцы стали ее подозревать в этом. Мы вынуждены были оттуда уйти. Гутаковские нам дали адрес – станция Бегосово (Витебска область, Беларусь). Мама со мной на поездах сумела через Вильнюс на поездах добраться до Бегосово. Мама до войны закончила военно-химическую академию (показывает фотографии матери и отца), предполагалось, что немцы применят химоружие. Второй предмет там, кроме химии, был немецкий язык. Моя мама была блондинкой, никто ее никогда не принимал за еврейку, была среднего роста. Она владела немецким как родным. Так вот, мы оказались в Бегосово – это пограничная с Латвией станция. Более крупным городом был Дрисы (сейчас Верхний Двинск). В этот город маму в декабре 1943 года вместе со мной поместили в камеру. Это была тюрьма гестапо. Маму заподозрили в связях с партизанами (она действительно с ними контактировала). Ее как знатока немецкого взяли переводчицей. Она передавала партизанам всю информацию о железнодорожных составах. Она попросила не подрывать поезда близко к этой станции. Но тем не менее немцы ее заподозрили, поместили в тюрьму. Там были жуткие пытки, но мы сумели оттуда выбраться.