Нужна ли России Европа
Многовековой спор на тему «Россия – Европа или нет?» в эти дни вновь актуализируется. Определенное охлаждение отношений с Западом тревожит многих российских интеллектуалов. В том числе и тех, кто свою родину очень даже любит, но считает ее европейской страной, а себя – европейцами.
Даже такое «протокольное» политическое событие, как отказ России от участия в Римском статуте Международного уголовного суда, и то способно доставить некоторый дискомфорт. Не потому, что многие из нас так хотели бы иметь дело с Международным судом, да еще уголовным. А просто это «подливает масла в огонь» – мол, дрейфуем мы от Европы, отходим все дальше. А тем из нас, кто в детстве читал «Трех мушкетеров» и «Остров сокровищ», а в юности, например, смотрел Феллини и Вайду, а совсем недавно ездил хоть на пару дней в Париж, не хочется от Европы отплывать.
Бывало и хуже. А было ли Просвещение?
Что ж, того не хочется многим уважаемым людям. Среди событий этих дней, к примеру, была и международная конференция в Институте всеобщей истории Российской академии наук (ИВИ РАН), где российские историки вместе с коллегами из европейских стран как раз задавались вопросом о том, как нам в данной, объективно непростой ситуации, не бить зря посуду, а максимально сохранить общность. Историки были полны, хотя и сдержанного, но оптимизма, и призывали не драматизировать ситуацию. Всячески напоминая, что в отношениях России с Европой «были лучше и хуже времена».
Академик напомнил и про антинаполеоновскую коалицию, и про Священный союз, и про коалицию антигитлеровскую. И о том, что, хотя революция 1917 года и противопоставила СССР Европе – но марксизм-то к нам из Европы пришел. А советская культура – это в том числе и Пастернак, и Мандельштам, и Кандинский.
Кстати, насчет никем вроде не оспоримого тезиса о том, что в России не было Просвещения, научному руководителю уважительно возразил собственный главный научный сотрудник Сергей Карп. Он напомнил, что «Просвещение» для нашего слуха традиционно означает прежде всего Великую Французскую революцию. Иных разрезов не допускала советская историческая школа. И сам Сережа Карп приступал к изучению Просвещения с этого края. А потом узнал, что XVIII век, да еще в разрезе российско-европейских связей, таит массу событий, может быть, и не громких, но для мыслящего человека ничуть не менее интересных, чем похождения Марата и Робеспьера.
«Плоды этих связей не принадлежат ни к одной из национальных культур и должны рассматриваться в общеевропейском контексте», – подчеркнул Карп, говоря, например, об изучении коллекторов библиотек Москвы, Петербурга, Киева и Гельсингфорса того времени.
Относительно участия или неучастия России в международных европейских организациях, директор ИВИ РАН Михаил Липкин отметил, что в руководстве СССР бытовали весьма разные мнения на сей счет – по крайней мере, с 1957 года, когда начался спор «творческих и догматических марксистов».
А сколько этих международных структур было! В разные времена СССР хотел вступить и в Евроатом, и в Организацию экономического сотрудничества и развития (ОЭСР). Но там решили обойтись без нас. Самый же драматический момент наступил на стыке 1960-х и 1970-х годов, когда из-под советского влияния вышел Китай, и случился пограничный конфликт на острове Даманском.
Увы, и тогда проевропейский порыв оказался недостаточно мощным, даже перед лицом Мао. Верх взяли твердолобые коммунисты. А в иные годы и в Европе брали верх свои твердолобые.
Большая Европа – хорошо, Большая Евразия еще лучше
Если академик Чубарьян сопоставил две популярные в свое время формулы: «Европа от Бреста (французского) до Бреста (на западе Белоруссии)» или же «Европа от Атлантики до Урала» – то далее прозвучали, по крайней мере, две формулы желаемого будущего. Оно мыслится в виде «Большой Европы от Лиссабона до Владивостока» или же в виде «Большой Евразии».
По-итальянски страстно говоря о Большой и Малой Европе и Большой Евразии, профессор британского университета Кента Ричард Саква обратился ко временам Михаила Горбачева, когда обновляющийся СССР предложил Западу «геополитическое идеологическое разнообразие». «Россия вступила бы в этот Запад, и он изменился бы, стал лучше, – подчеркнул Саква. – Сейчас говорят, что Запад имел все основания не включать Россию. И вместо Большого Запада получилось закрытие. Малая Европа ЕС решила не признавать легитимности других Европ».
Директор Института Европы РАН Алексей Громыко высказался за Европу от Лиссабона до Владивостока. Иные же пути Европейского Союза – среди таковых Громыко выделил «превращение ЕС во что-то вроде Соединенных Штатов Европы» и «ЕС как некую империю» – ученый оценил как бесперспективные. Ибо они сильно ограничивают суверенитет европейских стран, а те уже достаточно болезненно реагируют на пренебрежение к своей независимости, о чем наиболее красноречиво свидетельствует британский «Брекзит». Так что о европейской России есть, кому не забыть.
Леонид Смирнов