Москалькова: Ты либо живешь этой работой, либо ты не уполномоченный

Уполномоченный по правам человека в Российской Федерации Татьяна Москалькова дала эксклюзивное интервью телеканалу «МИР». Она рассказала о том, как она понимает свою работу, а также прокомментировала последние инициативы (в том числе свои собственные) в области защиты прав человека.

– К вам сейчас идут до 30 человек в день. Как вам удается пропускать через себя такое количество людей?

Т.М.: Уполномоченный по правам человека обязательно должен пропускать через себя людей. Это такая работа, что ты либо этим живешь, либо ты не уполномоченный. Сегодня ко мне приходит большое количество детей, родителей, жен, близких людей заключенных, которых отправили проживать далеко от места их проживания. Они не могут добраться до этих тюрем: дорого, тяжело, не могут оторваться от работы, детей. А закон сегодня не предусматривает перевод из одной колонии в другую только по причине места жительства. Есть две законные причины: безопасность (когда в этой колонии создается угроза жизни и здоровью заключенного) или тяжелая болезнь. Сегодня мы разработали законопроект, который облегчит перевод из одной колонии в другую, собрали международную практику, всю статическую базу, чтобы видеть эти примеры. К чему может привести (долгий отрыв от дома – прим. ред.) – к рецидиву, к побегу, даже к суициду. Мы будем просить депутатов Госдумы услышать нас и поддержать.

– Похожая ситуация происходит и с законом о противодействию насилию в семье…

Т.М.: Чтобы поднять эту тему на государственный уровень, нужен соответствующий закон. Такой закон разработан, я его изучала в Казахстане. Казалось бы, в этой стране женщина должна смиренно переносить все тяготы и принимать любую волю мужчины. Насколько этот закон изменил ситуацию в обществе? Количество случаев семейного насилия снизилось на 40%. Это очень серьезный опыт.

– Допустим, приходит женщина с ребенком и говорит, что ее унижают. Как это проверять?

Т.М.: Знаете, уголовно-процессуальная сфера вообще вещь тяжелая, потому что сложно доказать преступление при «закрытых дверях». Есть совокупность доказательств извне. Есть соседи, которых слышат – не слышат, но видят эти настроения. Ведь ситуация бывает разовая, а бывает системная, и тогда на нее нужно реагировать. Но в том законе, над которым я работала в Госдуме, предусмотрено предостережение для члена семьи, в отношении которого поступили данные. Они проверяются, они установлены. Но это не преступление, не административное правонарушение. Суды выдают специальный документ, который называется предостережение, а при двух таких предостережениях уже может наступить административная, а затем и уголовная ответственность.

– А сможет семья нормально существовать, если один звоночек, второй, третий.

Т.М.: Ну, мы же изучаем опыт других государств и видим, что это работает. Все-таки, большинство вменяемых  мужчин видит, что государство на стороне слабого, что нужно встраиваться в эту систему отношений по установленным государством правилам.

– Ранее вы предложили ввести в законодательство понятие уголовного проступка. Не все это приветствуют. Они приводят в пример Казахстан, который ввел этот термин два года назад и указывают, что люди там страдают, что они переместились из плоскости административных правонарушений в полууголовную и, в частности, не могут устроиться на работу.

Т.М.: Понятие уголовного проступка чуждо для российского законодательства. Его суть заключается в том, что это преступление небольшой тяжести, за которое человек несет уголовное наказание: штраф, исправительные работы. При этом после того, как человек будет подвергнут этому наказанию, у него не будет судимости. Государство, таким образом, не налагает на него бремя дополнительных ограничений. Сейчас мы хотим, чтобы общество знало, что человек судим, оступился, а для чего? Чтобы работодатель знал: судим, хулиган.

– Государство условно может простить таких людей?

Т.М.: Цель наказания – исправление. Если человек возвращается в общество исправленным, покаявшимся, то почему нет. В банке таким людям никогда не дают кредит, на работу тоже не берут, смотрят косо. Отсутствие судимости дает возможность быстрее социализироваться.

– А что касается вопроса об исключения из законодательства стадий расследования?

Т.М.: Эта проблема обсуждалась и научным сообществом, и юристами-практиками. И правоприменители, и ученые поддерживают эту идею. Если бы мы вернулись к русской традиции, а именно уставу уголовного судопроизводства 1864 года, где говорится, что с момента подачи жалобы осуществляется «начатие уголовного судопроизводства». Вот у вас украли чемодан, вы приходите в полицию, а вам говорят: «А мы не видим состав преступления. Вы, наверное, его забыли, потеряли. Какие у вас доказательства?». Это субъективное мнение дознавателя, дежурного, который принимает заявления (а они принимаются всегда), которые не усматривают здесь состава преступления. Вы лишаетесь конституционного права на доступ к правосудию, чтобы власти искали преступника, нашли и наказали.

– Сейчас обсуждается идея о создании альянса евразийских омбудсменов. Как вам кажется, все ли страны войдут туда?

Т.М.: Ко мне, как к коллеге, обратились омбудсмены Кыргызстана, Армении и Казахстана с предложением создать Евразийский альянс омбудсменов. Это будет региональное международное сообщество, которое позволило государствам, между которыми нет границ, более эффективно решать судьбы людей. Сейчас мы уже накопили большой опыт международного сотрудничества. Те вопросы, которые свойственны только России: миграция, гуманитарная сфера, а также общие проблемы: смешанные семьи, обучение в российских вузах. В связи с этим есть очень много вопросов, связанных с правами человека. Я, конечно, поддержала эту инициативу, поскольку многие организационные вопросы берет на себя именно Россия. Наша страна так выгодно расположена относительно других стран, что было принято решение провести учредительное совещание в Москве и определиться с будущим этого альянса. Многие государства заинтересованы и изучают. Будут введены единые принципы, по которым мы будем действовать и помогать друг другу. Это не только помощь, это еще и единое информационное пространство. Это и обмен лучшими практиками. Когда мы определим это в многосторонний формат, возможностей станет еще больше, и мы будем всячески развивать правозащитную дипломатию, чтобы вместе с нашим государством создать дополнительный механизм защиты прав человека и наших соотечественников за рубежом.

Подписывайтесь и читайте нас в Telegram.