Эквадор стал первой страной в мире, наделившей диких животных конституционными правами. То есть теперь они имеют право на существование, развитие врожденных инстинктов, свободу от жестокости, страха и страданий. Какие последствия может иметь этот прецедент, в эфире «МИР 24» пояснил адвокат Александр Зорин.
- Поводом для решения стала печальная история обезьянки, которую звали Эстреллита. Ее месячным детенышем забрали из дикой природы и сделали домашним питомцем. 18 лет она прожила в семье, где научилась общаться с людьми жестами и звуками, то есть она практически разговаривала уже. Потом ее изъяли и поместили в зоопарк. Хозяйка подала в суд, чтобы вернуть ее. Обезьяна через месяц после насильственного переезда в зоопарк умерла от разрыва сердца. Суд получил совершенно новый разворот, и через три года разбирательства закончился вердиктом: права Эстреллиты были нарушены властями. С точки зрения существующего права, насколько это решение оправдано?
Александр Зорин: Я бы не сказал, что это какой-то эксклюзив. Безусловно, Эквадор – пионер в области защиты прав природы и животных, который внес такие поправки в Конституцию в 2008 году. Но и Российская Федерация входит в так называемый клуб 17 стран, которые защищают права животных. В нашей Конституции в 2020 году была внесена поправка об ответственном обращении к животным. До этого был принят закон об ответственном отношении к животным. Там подобные положения нашли свое отражение. Что к животным нужно относиться гуманно, что животные испытывают боль и эмоции. Это прописано в нашем законодательстве. Поэтому даже вперед решения Конституционного суда Эквадора в России такие права, по сути, у животных были.
Но есть и обратная сторона медали – в России животные в гражданском законодательстве до сих пор признаются вещами, наравне с бумагой, металлом или домохозяйством. Но в нашем законодательстве есть и понимание о привязанности, оно закреплено при спорах с животными и в случаях их изъятия. Таким образом, в России этот механизм прописан, в отношении, например, безнадзорных животных, которые потерялись. Кто-то нашел, например, такое животное, взял себе, и в течение шести месяцев его могут забрать по суду. Если прошло больше времени, то прямо прописано в нашем Гражданском кодексе, что суд учитывает привязанность. Эту самую привязанность не учли в деле Конституционного суда Эквадора. Но то, что это вышло на такой уровень, как Конституционный суд, безусловно, заслуживает внимания в международном праве и конституционном праве стран. В нашей стране права животных так высоко не поднимались.
- Общепринято, что впереди планеты всей именно европейские защитники прав животных. А выясняется, что нет, выясняется, что в Латинской Америке на государственном законодательном уровне, на уровне Конституционного суда принимаются такие решения. То есть они сейчас лидируют в этом направлении?
Александр Зорин: Да, безусловно. У европейцев тоже есть законодательство, но мне кажется, что оно извращенное. Например, в Германии Бундестаг принял законопроект о кастрации поросят. Их кастрируют для того, чтобы они набирали вес и их мясо не пахло. Что это, как не издевательство? Потом те же немцы говорят французам, когда они привозят на ярмарки фуа-гра, что те издеваются над утками, раскармливая их, чтобы их печень распухла, и не пускают их на сельскохозяйственные выставки. При этом во Франции есть закон о том, что фуа-гра – их национальное достояние. У европейцев двойные стандарты. Они, ведя экономические войны с соседями, прикрываются заботой о животных. Например, чтобы не пускать французские товары на немецкий рынок. В Германии существует уголовное наказание за зоофилию. В России такого нет.
В США был случай, когда студент отказался вскрывать животное для медицинских опытов, проводить так называемую вивисекцию. За это он был отчислен из медицинского университета. Суд постановил, что он должен быть допущен к сдаче экзаменов из его гуманного отношения к животным, ему разрешили не проводить вивисекцию. В России также запрещены опыты без анестезии над животными.
- В Эквадоре прецедентное право или нет? Если прецедентное, то дело Эстреллиты – это уровень закона, и все остальные решения будут приниматься именно так.
Александр Зорин: В любом государстве идет единая практика. Решения Конституционного суда в каждой стране являются главенствующими. Поэтому как решил Конституционный суд, так и будет происходить. Но еще раз говорю, нужно внимательно читать, что решил суд. Дали людям право защищать обезьян по правам, сходным с правами человека, это очень важно отметить.
То есть правовой революции не произошло. Не пойдут животные ни в суд, ни в государственные органы требовать своей защиты, таких прав не возникло. В независимом Эквадоре у людей появилось право защищать свое домашнее животное, не свое животное и любое покушение на природную среду.
У нас этого нет, у нас суд скажет, что твой интерес не затронут, животное тебе не принадлежит, поэтому в суд подавать ты не можешь, правового интереса нет. А у них теперь каждый человек сможет защищать любое животное на территории своей страны, пользуясь этим решением Конституционного суда, в том числе и по отношению к привязанности к человеку. Этого у них в законодательстве не было, а теперь появилось.