Подвиги ленинградских врачей. К 80-летию прорыва блокады
Сегодня ровно 80 лет со Дня прорыва блокады Ленинграда. Специалисты до сих пор изучают, что помогало людям оставаться в живых. Корреспондент «МИР 24» Анастасия Глебова в этом «Специальном репортаже» пообщалась с учеными, историками и встретилась с жителями блокадного Ленинграда, чтобы разобраться в вопросе.
В руках генетика Олега Глотова уникальный материал: образец крови одного из выживших в ленинградской блокаде. 15 лет ученые исследуют гены уцелевших, чтобы понять, как они спаслись.
«Были среди, к сожалению, не доживших бабушек блокадники, были жители Ленинградской области, которые бежали из региона. Они не получили статус блокадника, но тем не менее они тоже подвергались гонениям со стороны фашистов и были вынуждены голодать», – рассказал генетик, старший научный сотрудник НИИ акушерства, гинекологии и репродуктологии им. Д.О. Отта Огег Глотов.
Личные истории и научный интерес переросли в большую работу. Генетик собрал 200 проб переболевших алиментарной дистрофией. Выяснил: они отличаются от образцов, взятых у их ровесников, которые не переживали ничего подобного.
«Есть определенные генетические варианты с замедленным метаболизмом, и эти варианты чаще встречались у жителей блокадного Ленинграда. Не зависит распределение этих генетических вариантов от срока пребывания в блокаде. Скорее всего, все это определялось первым сроком, первой самой суровой зимой. Она сделала максимальный отбор», – отметил Глотов.
Медленный метаболизм они унаследовали от предков: они тоже могли недоедать. Это особое состояние, которое в критической ситуации на генном уровне может включаться или выключаться. Блокада стала таким стрессом.
Осенью 1941 года фашисты рассчитывали взять город измором. Он должен был погибнуть от эпидемий, как средневековая Кафа от чумы во время осады Золотой ордой. Скоро ленинградцы начали болеть.
«Цинга была. Но, помимо этого, я заболел суставным ревматизмом», – рассказал житель блокадного Ленинграда Александр Нахимов.
«Вспомнил – болел. Был покрыт коркой, типа кори. Все тело было черным», – поделился житель блокадного Ленинграда Алексей Чекупаев.
«Старшая сестра моя болела. Она простудилась и заболела менингитом», – рассказала жительница блокадного Ленинграда Ольга Круглова.
В катастрофических условиях, без продовольствия, электричество, уничтоженной инфраструктурой в Ленинграде открывается дополнительный фронт – медицинский.
«Начали готовить план по спасению города. Этот план состоял из нескольких этапах. Начальными этапами были подготовка материальной базы, то есть это маски, халаты, одежда для врачей, подготовка стационаров для размещения инфицированных больных», – рассказал младший научный сотрудник Военно-медицинского музея Никита Алтухов.
Под госпитали для мирных жителей и военнослужащих перепрофилировали не только больницы, родильные дома, но и школы, университеты.
«Была, например, организована служба главных специалистов. Эти доктора разъезжали по учреждениям и доводили до сведения врачей, как именно протекает клиническая форма заболевания, если человек истощен», – рассказал геронтолог, доктор медицинских наук, профессор кафедры факультетской терапии СПбГПМУ Лидия Хорошинина.
В ноябре 1941 года в госпитали все чаще стали привозить пациентов с истощением. Позже это состояние назовут ленинградской болезнью или алиментарной дистрофией. Но тогда врачи еще не знали, с чем они столкнулись.
Позже, в 1943 году, на базе первого медицинского института Военно-медицинской академии и больницы академии Мечникова, где лечили изможденных людей, сняли учебный фильм для врачей.
Это атлас капитана медицинской службы Александры Расторгуевой. Она работала в госпитале и подробно описала дистрофию и авитаминозы, которые наблюдала у своих пациентов с 1941 по 1943 годы. В нем фотографии и рисунки карандашом и красками, а также симптомы. Настоящая научная работа, основанная на десятках исследований.
Тогда медики заметили: ленинградцы перестали жаловаться на привычные болезни мирного времени, например, на ревматизм.
«Было установлено, что в период алиментарной дистрофии некоторые заболевания практически отсутствуют. Например, не наблюдалось инфарктов миокарда, язвенной болезни желудка, гастритов, потому что люди голодали, не было субстрата для того, чтоб развивались эти поражения», – пояснила врач-инфекционист Клинической инфекционной больницы имени Боткина Светлана Котлярова.
Зато другие спутники войн: тиф, дизентерия, лептоспироз, дифтерия – могли начаться в любой момент. Инфекции принесли свои: сначала беженцы с оккупированных территорий – из Ленинградской области и пригородов, затем враг, который устраивал биологические диверсии.
«Немцы с оккупированных территорий переправили 20 обессиленных и завшивленных детей. Эти дети, конечно, заболели. Они заболели сыпным тифом. Их доставили сюда, на Московский вокзал. Пригнали автобус и повезли в инфекционную больницу, на Миргородскую, дом 3», – рассказала Светлана Котлярова.
Сотрудники Боткинской больницы, спасая малышей, заразились сами. Из 70 инфицированных врачей 16 погибли. Срочно требовалась новая тактика защиты.
Чтобы выдержать оборону против инфекций, зимой 1942-го в осажденном Ленинграде началась массовая вакцинация. Сил почти не было, но в лютый мороз бригады ходили по квартирам, искали живых, чтобы привить от дизентерии. Каждому санитарному дружиннику выдавали бутылку с вакциной. Внутри таблетки, по одной на человека. Медик должен был передать пилюлю, убедиться, что пациент ее принял, и после этого занести данные о проведенной иммунизации в специальную тетрадку. Так удалось остановить сначала болезнь грязных рук, а затем и тиф. Субстанции производили здесь же. Только Ленинградский НИИ вакцин и сывороток изготовил 6,5 тонны препаратов не только для города, но и для фронта.
«Выпускали бактериофаги, противогангренозные, противостолбнячные, противодизентерийный лечебный бактериофаг, в таблетках, что важно. Кроме того, выпускали, и это помогло, различные препараты для лечения раневых инфекций тяжелых таких, как газовая гангрена, столбняк», – рассказал доктор медицинских наук, профессор, микробиолог Александр Королюк.
А еще в нечеловеческих условиях ученые трудились над специальным белком, который поможет выявлять туберкулез.
«Была здесь доктор Мария Андреевна Линникова. Разработанный ей туберкулин для диагностики, для пробы Манту на туберкулез был испытан и получил статус национального и международного эталона под эгидой ВОЗ», – рассказал Александр Королюк.
Не хватало только антибиотиков. Пенициллин еще не появился, и тогда город спас «Препарат П» Марины Гликиной. Позже она представлена к награде за оборону Ленинграда.
Клинические испытания, которые обычно занимают годы, провели за несколько месяцев в госпитале на территории Александро-Невской лавры. Ленинградский «Препарат П» спас от гангрены тысячи людей.
Уже в мирное время специалисты тщательно обследовали тех, кто пережил блокаду. Оказалось, после войны многие болезни вернулись. Геронтолог Лидия Хорошинина проанализировала около 600 медицинских карт, выяснила: те, кто в юности перенес дистрофию, умирают рано.
«У мужчин были чаще сердечно-сосудистые заболевания: это инфаркты, инсульты. артериальная гипертензия. А у женщин на первое место вышли сахарный диабет , ожирение, артериальная гипертензия. И у тех, и у других на порядок чаще возникало поражение почек», – поделилась Лидия Хорошинина.
Ученые продолжают изучать блокадный феномен выживания в нечеловеческих условиях. Но то, что город выстоял, в том числе благодаря медикам, никто сегодня не сомневается. Ленинградские врачи не только спасли мирных жителей, но и заложили фундамент эпидемической безопасности. Их рекомендации лечения дистрофии до сих пор помогают бороться с последствиями голода, а разработки легли в основу современной медицины катастроф.
