Дживан Гаспарян: Я столько тренировался играть на дудуке, что надоел соседям. ЭКСКЛЮЗИВ

Музыкант, композитор, непревзойденный мастер игры на древнем армянском инструменте дудуке Дживан Гаспарян стал гостем программы «Евразия. Дословно» на телеканале «МИР 24». Он рассказал о любимом инструменте, своем творчестве и отношении к жизни.

Дудук вы впервые услышали, когда еще были ребенком – маленьким мальчиком. Почему этот инструмент произвел на вас такое впечатление?

Да, я был маленький, мне было семь лет. Тогда у нас в Армении только что открыли кинотеатр «Москва». А там показывали немые фильмы. Пришли трое дудукистов. Они сидели на первом ряду и играли. Мне очень понравилось. Я подошел к одному мастеру и попросил у него дудук. Я так его замучил, что он дал мне инструмент.

А что понравилось, почему?

Тембр понравился. Когда они играли, у меня сердце сильно забилось. И я начал играть, всю зиму тренировался. А летом, когда снова открыли кинотеатр «Москва», я пошел к этому мастеру и спросил: «Скажи, дядя, я могу поиграть или нет?». Когда я сыграл одну мелодию, которую я уже много раз тренировал так, что надоел соседям, у него пошли слезы. И он взял у меня свой дудук, дал мне другой и сказал: «Иди, сынок, играй. Ты будешь хорошим музыкантом».

Я знаю, что вы мастер импровизации…

У меня внук такой же. Он может с незнакомыми музыкантами сразу выйти на сцену и играть. Для этого нужно иметь специальные чувства. И вкус тоже надо иметь.

Вы даже как-то говорили, что вы не можете понять, кто играет у микрофона – вы или внук.

Я никогда в жизни не пользовался фонограммой. Я играю как есть. Я не люблю фонограмму. С ней получается, что будто обманываешь народ. Поэтому, как я играю, с тем и выступаю. Как есть.

Что касается вашего участия в кинофильмах. Конечно же, вспоминается «Гладиатор». Вы там 45 минут озвучиваете фильм. А это, по сути, половина картины.

Я во многих фильмах играл – почти в сорока где-то. Это были итальянские, немецкие, английские, больше американские картины. Сначала мне дают ноты, которые писал композитор, я это играю. Потом меня приглашают, чтобы я показал, как я чувствую тот или иной момент. И тут я импровизирую. На 90% где-то есть моей импровизации.

Поэтому Ридли Скотт вам и сказал, что это уже армянский фильм получился, благодаря вашей импровизации.

А я как хочу, так и играю. Им очень нравится моя импровизация. Я делаю такую импровизацию, что невозможно узнать композитор это писал или я. Раньше, например, композитор писал, я начинал играть, а у меня второй октавы нет, одна всего. Я смотрю, что за ноты мне дали - это невозможно играть. И я начал делать импровизации. Режиссер смотрит на меня, ничего не делает, не останавливает меня. Потом, когда все заканчивается, он говорит: «Так играет, как будто он сам и писал».

Звучит столько восторженных отзывов о вашей игре. Как вы к ним относитесь?

У меня было два хороших концерта в Токио. Один концерт прошел в закрытом зале, а второй – в летнем театре, когда сцена закрыта, а там, где сидят зрители, там открыто. На первом играли я и Брайан Ино. Он играл в первом отделении 45 минут, во втором отделении я играл 45 минут. Он играл - все хлопали. Вышел я, играю, никакого внимания от зала, ничего нет. Я думаю, что такое? Неужели я так плохо играю, что они вообще не понимают мою музыку. Играл 45 минут, а они сидели и просто слушали. Закончил, встал, ушел за кулисы, нет аплодисментов. Прошло где-то три минуты, зрители начали хлопать. Я вышел на сцену и все понял. Мне сказали, что они так слушали меня, что не хотели испортить музыку хлопками. Потом меня 10 минут не отпускали со сцены. Это был в закрытом зале концерт. А в летнем шел сильный дождь. Я думаю, кто придет на мой концерт в Токио в такой дождь? Это невозможно. И сижу, пью чай, разговариваю. И тут директор подходит и говорит: «А вы не будете переодеваться?» Я говорю: «А что концерт будет?» Он говорит: «Все билеты проданы, конечно, будет концерт». Я выхожу на сцену, смотрю – идет дождь, все с зонтиками стоят. Полтора часа я играл без антракта, и они слушали. Потом газеты такие слова писали, что я стесняюсь даже повторить.

Когда вы играете, закрываете глаза. Зритель, получается, вам не важен? Вы не хотите видеть его реакцию?

Я почти ничего не вижу. Я закрываю глаза и играю. Кто как сидит, как смотрит – это мне не важно. Музыкант так и должен делать – собраться и играть.

Насколько реализовалась ваша мечта открыть бесплатную музыкальную школу для детей-сирот?

Школу строю и скоро заканчиваю. Я буду учить в ней бесплатно. А когда я не смогу больше играть, дело продолжит мой внук. О чем мне еще мечтать? Если потихонечку живешь, нормально живется. Что еще нужно человеку? Мне ничего не нужно. Я просто думаю, что лучше так жить, чем постоянно думать о деньгах. Я много отдыхаю, гуляю по улице, все со мной фотографируются, целуют меня. Везде, во всех странах мира. Уважение – это большое богатство. Желаю всем хорошей жизни и много терпения.