Хирург Ренат Акчурин: Ничего лучше человеческих рук еще не придумали. ЭКСКЛЮЗИВ

Гостем программы «Евразия. Дословно» на телеканале «МИР» стал известный российский кардиохирург, академик РАМН Ренат Акчурин.

Ваше имя стало известно большинству россиян после того, как вы сделали операцию на сердце президенту Борису Ельцину. Как для вас началась эта история и почему именно вам доверили это делать?

Акчурин: Сие мне неизвестно до сих пор, но думаю, что существует медицинская служба при президенте РФ, которая проводила статистический анализ. Я думаю, что там знают всех ведущих хирургов страны, из них выбрали меня, вот и все.

Это по количеству успешных операций, наверное?

Акчурин: Думаю, что по результатам. У нас были лучшие результаты в то время и сейчас одни из лучших.

Как вы узнали, что именно вы будете делать операцию первому лицу? Как вам сообщили об этом?

Акчурин: Я был дома, с семьей. Это был обычный, бытовой день. И утром я был дома, видимо, нерабочий день был. Я с удивлением увидел по телевизору Бориса Ельцина, который объявил, что будет оперироваться в России и в кардиоцентре. Это меня, конечно, удивило, потому что было сделано типично в характере Бориса Николаевича – внезапно и вдруг.

Когда вы операционную заходите, у вас волнение какое-то присутствует?

Акчурин: Нет. Если это не экстренный какой-то больной, которого нужно оперировать бегом, он умер уже или умирает. Перед плановыми операциями я не волнуюсь.

А сколько вообще занимает по времени подготовка хирурга перед тем как войти в операционную?

Акчурин: Ну, если посмотреть историю болезни пациента, изучить анализы совместно с лечащим врачом, который обязательно какие-то акценты сделает, посмотреть фильм, а потом идти в операционную, то все вместе полчаса.

А вместе с мытьем рук?

Акчурин: Мытье рук – четыре минуты.

Скажите, а добиться слаженной работы ведь непросто. Как этого добиться?

Акчурин: Это годы. Просто годы. Вы заметили, что мы не разговариваем в операционной. Вы больше слов сказали, чем мы. Потому что все и так понятно. Сестра знает, что давать и зачем. Хирурги-помощники знают каждый свою функцию и подают ту нитку, которую надо. В итоге все это складывается в сокращение рабочего времени, а это очень важно. Сердце же стоит, работает только специальная машина.

Сейчас очень много говорят о раке. Рак желудка, рак печени, рак легких. И мы практически не слышим про рак сердца, хотя он существует. Почему?

Акчурин: Вполне возможно, что мы неполноценно диагностируем эти заболевания. Для того чтобы все это диагностировать, нужно хотя бы диспансеризацию проводить взрослого населения старше 40 лет, в поликлиниках, кардиологических отделениях, чтобы везде были кардиографы. Это устройства, который позволяют с помощью ультразвука осмотреть все сердце. Это то, что присутствует здесь у нас в голове у больной (показывает). Если это будет, то выявляемость рака будет чаще, но это редкое достаточно заболевание. Опухоли сердца обычно бывают рыхлые, они образуются на створочках центрального клапана. Мы человек пять – шесть в год таких больных в год оперируем.

Как вы стали кардиохирургом, ведь до этого вы занимались трансплантацией и пластикой?

Акчурин: Я занимался микрохирургией сосудов. Это наиболее тонкая часть. Мы реплантировали пальцы, руки, части тела, ампутированные на производстве. Чаще всего это были руки. Довольно часто травмировались на заводе. И вы знаете, какие драконовские меры применялись к инженерам по технике безопасности: их штрафовали, их лишали работы, поэтому они тряслись. И они восприняли нашу работу. Мы были первым отделением в СССР, кто этим начал заниматься. И потом это распространили на десятки городов. Мы принимали больного с ампутированной частью и рассматривали ее как свою собственную и пришивали ее. Это довольно тонкая работа, которая требует не только знаний сосудистой хирургии, где конек – это пришить сосуд к сосуду, восстановить жизнеспособность, но и знание травматологии – сухожилие, кости, костный аппарат. суставной аппарат. Это еще и знания нейрохирургии. Потому что мы сшивали не просто «палка в палку» нервы, а в каждом нерве находятся несколько пучков , и надо было межпучковые связи восстанавливать. Это супертонкий материал и довольно кропотливый труд. Для того чтобы пришить один палец, нужно три часа очень хорошему хирургу.

Так это еще не каждый ампутированный палец можно пришить. Его надо как-то грамотно довести до операционной?

Акчурин: Совершенно верно. Был разработан алгоритм оценки. Мы понимали, что функционирует, а что нет. Например, отчаянно пытались спасти большой палец – это 50% функции кисти – и указательный палец – 30% функции кисти. Даже при ампутации нескольких пальцев и невозможности, скажем, пришить второй палец, мы могли четвертый пришить на место второго, с тем чтобы восстановить функцию щипковую, захвата и та далее. И это все получалось. Это очень серьезная работа.

Вы родились и выросли в Узбекистане. Как ваша семья там оказалась? Ведь, насколько я знаю, ваша мама из Пензы.

Акчурин: Да, мои родители учителя. И когда мой папа выкрал маму из семьи, влюбившись в нее, по обоюдному согласию, конечно, они убежали и получили направление из Саратовского училище по ленинскому декрету о ликвидации безграмотности в Туркестане. И они как учителя приехали туда и работали в расных местах. Начали в Ташкентской области, потом переехали в Андижан, где всю жизнь проработали учителями. Там и закончили жизнь.

А почему вы пошли не по их стопам, а поступили в Андижанский медицинский? Что вас сподвигло?

Акчурин: Честно, не знаю. Наверное, чтение литературы. У нас в семье было это принято. Мы очень много читали. Папа всегда выписывал книги, журналы. На меня сильно подействовали работы Амосова, который тогда писал для молодых ребят, в «Юности» публиковался. Прекрасная работа Айзека Азимова, «Я робот», например. Меня вообще интересовало конструирование какое-то на грани биологии и техники, то, что сейчас показывается в «Звездных войнах». Я очень увлекался этим и думал, что у меня этой пойдет. Но получилось так, что я стал хирургом.

Что вы хотите на 75 лет? О чем вы мечтаете? Ведь вы уже таких высот достигли.

Акчурин: Недавно я слышал по телевизору о том, кто о чем мечтает. Это довольно смешно, конечно, было. Я ничего не хочу, я хочу уйти в отпуск на месяц, переварить этот рубеж, а это рубеж, подумать, что делать дальше, и подготовиться к большой конференции, которую мы хотим провести в Казани, если, конечно, COVID-19 к этому времени нам позволит это сделать.

А как отпуск вы любите проводить, кстати?

Акчурин: Я активно провожу отпуск. Я еду куда-нибудь на море, плаваю ежедневно, хожу по утрам километров шесть – семь до мышечного утомления. Если есть спортзал, то я немножко позанимаюсь с тяжестями, ну так, умеренно в силу позвоночника нездорового.

Чего в будущем ждать в кардиохирургии?

Акчурин: Ручная часть кардиохирургии останется ручной. Потому что пока ничего умного, ничего лучше, чем руки человека, не придумали. Хотя сейчас существуют роботы, существует все остальное. Следует ожидать совершенствования диагностики и инструментария. Я помню первые мобильные телефоны в конце 70-х годов. Это был большой чемодан, который носил один человек, а второй человек с большой трубой разговаривал. Вы знаете, во что сейчас превратились телефоны. Вот то же самое будет и с медициной. Все будет усовершенствоваться, и все будет так, скажем, впереди нанотехнологии, нанороботы и большая светлая жизнь с хорошим здоровьем.